У российской экономики появился новый приоритет
В 2018 году важнейшим приоритетом российской экономики было признано наращивание экспорта, и это важнейшая перемена экономической политики последнего времени. Россия все больше продает за границу не только нефть, но и сельхозпродукцию и товары машиностроения. Благодаря чему это происходит и что может помешать реализации амбициозных планов завоевания мировых рынков?
О явной смене вектора экономической политики свидетельствует простой анализ текста майского указа президента: экспорт, экспортеры и экспортно ориентированные отрасли в нем упоминаются 17 раз, импортозамещение – ни разу.
Признаки того, что экспорт получит серьезный приоритет перед импортозамещением, были налицо и раньше. Ключевым драйвером ускорения российской экономики несырьевой экспорт был назван в Стратегии экономического развития РФ на 2018–2024 годы, подготовленной Центром стратегических разработок (ЦСР) под руководством Алексея Кудрина в преддверии Санкт-Петербургского международного экономического форума 2017 года. В этом документе говорилось, что выход ВВП России на траекторию роста 3,5–4% возможен только при удвоении несырьевого экспорта к 2024 году. В дальнейшем этот тезис перекочевал в майский указ.
Обозначенный в нем ориентир экспорта несырьевых неэнергетических товаров в 250 млрд долларов (включая 50 млрд продукции машиностроения, 45 млрд продукции АПК и 100 млрд долларов экспорта услуг) – это и есть примерно вдвое больше объемов 2017 года. Тогда экспорт несырьевых неэнергетических товаров из России составил 133,8 млрд долларов.
Последние два года дают ряд оснований рассчитывать на то, что заявленная цель осуществима. В самом начале 2018 года глава Минпромторга Денис Мантуров в ходе Гайдаровского форума заявил, что темпы роста несырьевого экспорта достигли рекордного за последние десять лет уровня и составили 19% за 2017 год. В дальнейшем в газете «Известия» приводился и еще более впечатляющий показатель – 22,7%, рассчитанный на основании данных ЦБ РФ. По итогам 2018 года несырьевой экспорт должен взять планку в 150 млрд долларов (согласно приведенным в журнале «Эксперт» оценкам Российского экспортного центра (РЭЦ).
Если же брать весь российский экспорт, основу которого по-прежнему составляет углеводородное сырье, то он за 11 месяцев 2018 года, по данным Росстата, вырос на 28,1% к январю–ноябрю 2017 года, до уровня 408,4 млрд долларов.
Равнение на Азию
Решение сделать несырьевой экспорт важнейшим приоритетом экономической политики России отражает все перипетии долгой борьбы за формирование принципов этой политики. Как и пару десятилетий назад, Россия остается страной, перед экономикой которой постоянно стоит модернизационный вызов. Ответом на него может быть только наращивание инвестиций в инфраструктуру и реальный сектор.
«Проблема в том, что инвестиции не берутся из ниоткуда, инвестиции – это всегда сбережения, – говорит независимый экономический аналитик Александр Полыгалов. – Это могут быть сбережения домохозяйств, аккумулированные через банковскую систему. Это могут быть сбережения самих компаний, которые вместо выплаты доходов своим собственникам решили направить полученную прибыль на инвестиции. Это могут быть сбережения государства. Наконец, сбережения иностранцев, которые по линии экспорта купили у нас больше, чем продали нам по линии импорта».
В истории России был период, когда модернизация осуществлялась за счёт внутренних сбережений. По такому сценарию проходила сталинская индустриализация, проведенная частично за счёт «экспроприации экспроприаторов», а частично за счет насильственного изъятия зерна у крестьян и продажи его за границу по принципу «недоедим, но вывезем». Далее на вырученные средства за границей закупались целые производственные линии. Те же детройтские заводы ехали в СССР зарабатывать: на пустом месте возводился завод, к нему ставился советский инженер, который перенимал передовой опыт.
Понятно, что такой механизм поиска инвестиций сегодня вряд ли может быть осуществлен. Однако и найти альтернативу оказалось весьма затруднительно.
«Долгое время в российском руководстве преобладала другая доктрина: давайте сделаем профицит бюджета и эти деньги закачаем туда, куда решит правительство, – говорит Александр Полыгалов. – Но оказалось, что и правительство закачивает деньги как-то не очень хорошо, и профицит бюджета – вещь не очень стабильная. Поэтому и обратились к такому способу поиска средств на инвестиции, как внешние сбережения, первоначальное накопление капитала за счет экспорта. Именно так еще 50–60 лет назад действовали азиаты: первыми по этому пути пошли японцы, потом корейцы, потом китайцы».
Китай действовал двумя способами. Первый – внедрение отверточного производства самых разных товаров, а потом наращивание локализации и в итоге выход на производство собственной продукции. Классический пример: китайские (а до этого южнокорейские) автомобили.
Второй путь – встраиваться в производственные цепочки глобальных лидеров. Первоначально на уровне поставок каких-то дешевых комплектующих для, скажем, мобильных телефонов. Сначала софт, кремниевые процессоры и другие высокотехнологичные штуки для гаджетов делали американцы, а китайцы спокойно начинали производить корпуса и микросхемы. После этого они вновь начинали углублять локализацию, и вот уже Huawei эффективно конкурирует с Apple.
Кто не успел – тот не опоздал?
Главный вопрос, от которого зависит успех экспортно ориентированной экономической политики, заключается в том, не опоздала ли с ней Россия.
«Те же японцы, корейцы и китайцы действовали в условиях, когда западные компании по умолчанию уступали им долю низкотехнологичного сбыта. Не из альтруизма, а потому, что западный капитал уходил в более маржинальные сектора, – напоминает Александр Полыгалов. – Остались ли сейчас сектора, куда мы готовы прийти и где мы готовы работать на низкой марже? Особенно если учесть, что российский бизнес работать на низкой марже, как правило, не хочет.
Еще одна проблема: помимо нас, есть еще масса других стран, желающих запустить по тому же методу экспортно ориентированное развитие. У России долгое время было несколько преимуществ: относительно низкая стоимость квалифицированной рабочей силы, низкая цена энергоресурсов и всех инфраструктурных издержек. Но благодаря блестяще проведенным институциональным неолиберальным реформам наше преимущество по второму направлению закончилось: например, в долларовом эквиваленте бензин у нас пока еще дешевле, чем в США, но всего процентов на 10–15. Стоимость рабочей силы у нас за последние 15 лет возросла и приблизилась к уровню Восточной и даже Центральной Европы».
Все эти сложности во многом продемонстрировала уже политика стимулирования импортозамещения, которая уперлась в стену технологий. Замещать конечную продукцию российские производители научились во многих отраслях, однако зависимость от импортных технологий и комплектующих никуда не делась – они по большей части по-прежнему иностранные.
«Разрыв между нами и Западом выражается даже не в миллиардах долларов инвестиций или в каких-то технических новинках, – отмечает аналитик. – Речь, скорее, о многих годах производственного опыта или многих годах отладки технологий, которые затратили на Западе и которые только предстоит затратить нам».
Поэтому принципиально важным для расширения экспорта моментом является качество продукции, которую мы планируем отправлять на внешние рынки. Илья Березнюк, управляющий партнер компании Agro and Food Communications, иллюстрирует роль этого фактора на ряде примеров из сферы АПК.
«В таких сегментах, как птицеводство и свиноводство, мы уже заместили подавляющую часть импорта, но вся генетика и семенной материал остаются импортными, – говорит Березнюк. – Скажем, в производстве сахарной свеклы 98% семенного гибридного материала – это импорт. В нашем зерновом экспорте преобладает пшеница 4–5 классов, а количество качественной пшеницы за последние 5–10 лет сокращалось. Мы давно хотим выйти с нашей пшеницей на рынок Саудовской Аравии, но у саудовских контролирующих органов высокие требования: пшеница должна быть не ниже 3-го класса. Сейчас отправили только испытательную партию. Иными словами, тот факт, что мы нарастили объемы продовольственного сырья по разным направлениям, пока не отразился на его качестве. Именно здесь заключаются риски, поэтому сейчас нам надо заботиться о собственной научной базе и о качестве сырья – даже не о новых брендах».
За «партию внутреннего рынка»
Наконец, экспортные приоритеты не должны заслонять задач развития внутреннего рынка.
«Экспортные успехи текущего года очень значительные, это можно даже назвать меркантилистским чудом – но что будет в следующем году? – задается вопросом руководитель Центра экономических исследований Института глобализации и социальных движений Василий Колташов. – Начинающийся новый шторм в мировой экономике может поломать все планы, и в этой ситуации встает вопрос о внутреннем покупателе».
Однако проблема в том, что этот субъект сейчас находится далеко не в лучшей форме.
«В России, – продолжает Колташов, – не только сохраняется дешевая рабочая сила, но и идет сверхизъятие денег у этой рабочей силы в виде постоянно растущих налогов. Поэтому повернуться лицом к потребителю и начать по-человечески с ним обращаться – такова, возможно, одна из главных задач нескольких лет. Да, у нас профицитный государственный бюджет, но сколько у нас дефицитных семейных бюджетов? Реальное положение потребителя очень сложное, ему надо просто дать отдохнуть».
