Призрак в роддоме

Этот случай из архива исследователя аномальных явленийИгоря Винокурова. Он не называет город и номер роддома, в котором это произошло, лишь упоминает, что где-то в России.

Все началось с того, что весной 1990 года ночные няни, дежурившие в холле коридора третьего этажа родильного дома, стали встречаться с сильно испугавшим их явлением. Случалось это обычно от двух до четырех часов ночи, когда они входили в тамбур одной из палат, где в каждом из трех боксов лежало в кроватках около дюжины новорожденных.

Двери тамбура были стеклянными. В левом боксе и в боксе напротив входа в палату все было в норме. Но в правом углу правого бокса у медицинского столика иногда стояла женщина в халате и шлепанцах, выдаваемых роженицам.

Ночная няня, думая, что это какая-то слишком чадолюбивая родительница незаметно пробралась к своему ребенку, входила, открыв дверь правого бокса, вовнутрь и сердито приказывала мамаше немедленно удалиться. Та незамедлительно же это и исполняла — пятилась в угол и… исчезала там.

Не привыкшая к такому паранормальному зрелищу няня потом очень долго приходила в себя.

Какое-то время ночные няни никому не решались говорить об увиденном. Мало ли кто что подумает! Но поскольку это продолжалось, пожаловались администрации. Последняя обратилась за помощью к популярной в те годы Жанне Цареградской (основательнице центра «Рожана», который в 2013 году был объявлен сектой), которая, совершив в правом боксе положенный в таких случаях магический ритуал, предписываемый народными традициями, прекратила там это явление.

Но вскоре оказалось, что привидение лишь сменило местожительство — оно «переехало» в помещение операционной, расположенной в конце коридора того же третьего этажа. А обнаружилось это так. Операционная — наиболее тщательно охраняемое помещение. Ведь не дай бог занести туда какую-нибудь инфекцию. Поэтому операционная бригада, простерилизовав помещение перед очередной операцией, закрыла на ключ дверь и осталась на время в предоперационной.

А дело шло к ночи. Вспомнили, что вроде что-то не положили на столик в операционной. Глянули туда сквозь герметичное стеклянное окошко, а там какая-то женщина в белом! Что за безобразие, быть того не может! Открыли дверь в операционную, а там пусто…

2 июня одну из рожениц оставили в операционной после операции на ночь. Около трех часов ночи в операционную вошла дежурная акушерка проверить, все ли в порядке. Ничто не вызвало беспокойства. Некоторое время она постояла, присматриваясь к спящей и еще не отошедшей от наркоза прооперированной. Вдруг где-то за ее спиной раздался дикий, громкий, какой-то нечеловеческий вой!

Акушерка в панике выскочила оттуда, понеслась по коридору. Навстречу—дежурный врач, назовем его Ф. М. Он поинтересовался, почему такая паника. Акушерка пояснила. Врач решил проверить, так ли это.

Войдя в операционную, он тоже постоял там некоторое время. И вновь — тот же нечеловеческий вой за спиной! Врач, которому попался на глаза выбежавший тогда из операционной Ф. М., позже рассказывал, что у Ф. М. стояли дыбом не только волосы, но и усы…

Но Ф. М. оказался очень мужественным человеком. Он посчитал невозможным оставить больную в той ужасной палате. Взяв кровать-каталку, бегом повез ее в операционную, там быстро переложил больную на каталку и так же бегом выкатил вон из операционной.

Пришлось администрации вновь призвать Жанну Цареградскую на помощь, поскольку, ввиду опасений медперсонала, который приходилось долго уговаривать выйти на дежурство в ночную смену, что не всегда помогало, производственный процесс испытывал очевидные трудности.

Тогда Цареградская пригласила для совместных действий В. Мохова и О. Ефимова, а они привлекли исследователя Винокурова. Так и собрались все вместе вечером 11 июня 1990 года.

Далее рассказ от лица самого Винокурова:

Мы вошли в роддом, облачились в халаты. Правда, нам с Ефимовым достались цветные, так сказать — с плеча рожениц. Прошли на третий этаж. В виде исключения нас допустили в саму операционную.

Мохов ходил по ней со своим прибором, «выщупывая» зондом аномальные зоны. То же самое делал и Ефимов, но только с помощью биолокационной рамки. Иногда брал рамку в руку и Мохов. Они хорошо владели этим искусством.
Показания рамок и прибора совпадали, но показания прибора в целом были значительно выше среднего, как бы откалиброванного, уровня, Мохов поставил штатив, укрепил на нем фотоаппарат. Да и Жанна Владимировна была уже почти готова начать ритуал изгнания.

По общему мнению, это нечто «сидело» в одном из углов операционной, под самым потолком. О том свидетельствовали показания и зонда, и биолокационных рамок.

Вскоре Цареградская начала действовать. Она как бы запирала «это» в операционной, переходя от двери, открывающейся из операционной в коридор, к двери в операционную и все больше приближаясь к тому самому углу. В наиболее напряженный момент ритуала «взбесился» прибор Мохова: его показания в 70—80 раз превышали те, что были зафиксированы перед началом ритуальных действий!

Вскоре все было кончено. Мы собрались в ординаторской и ответили на многочисленные вопросы врачей и персонала роддома. Всех волновало, не появится ли «это» вновь. Мы посоветовали понаблюдать, оставили на всякий случай свои телефоны, попрощались и покинули этот беспокойный во всех отношениях дом.

Через несколько дней стало известно, что Цареградская, несмотря на принятые ею предосторожности, все же «занесла» что-то в свою квартиру. Странные проявления там длились не больше полутора суток. Она сама же прекратила их.

А из родильного дома нам больше не звонили.